Том 6. Письма - Страница 121

121

Блок — поэт бесформенный, Клюев тоже. — Есенин повторяет здесь написанное Иванову-Разумнику о Клюеве 4 дек. 1920 г.: «Уж очень он <…>слаб в форме и как-то расти не хочет. А то, что ему кажется формой, ни больше ни меньше как манера, и порой довольно утомительная». «Безвкусно и безграмотно до последней степени со стороны формы», — противопоставит он позднее, в письме тому же адресату от 6 марта 1922 г., свою оценку клюевского «Четвертого Рима» высокой оценке Иванова-Разумника (см.: Иванов-Разумник. «Три богатыря». — Журн. «Летопись Дома литераторов», Пг., 1922, № 7, 1 февр., с. 5).

…«черница-темь сядет с пяльцами под окошко шить златны воздухи»…— Неточная цитата из стихотворения Клюева «Скрытный стих» (впервые: Еж. ж., 1914, № 6, с. 4): И черница-темь сядет с пяльцами Под оконце шить златны воздухи…

Воздух — здесь: покрывало для церковных сосудов.

…«Зойку-ку загозье, гомон с гремью шыргунцами вешает на сучья»…— Цитата из стихотворения Клюева «Беседный наигрыш, стих доброписный» (впервые: Еж. ж., 1915, № 12, стб. 86): Зой ку-ку загозье, гомон с гремью Шаргунцами вешает на сучья…

Зой — гул, шум множества насекомых. Загозье — от загозынька (кукушка), загозий (кукушечий). Шаргунцы — бубенчики, погремушки.

«…туча — ель, а солнце — белка с раззолоченным хвостом…» — Цитата из стихотворения Клюева «Смертный сон» (впервые, под названием «Смерть ручья» — Еж. ж., 1915, № 8, с. 4).

…простое слово по Гоголю, что «слово есть знак, которым человек человеку передает то, что им поймано в явлении внутреннем или внешнем». — Неточная цитата из раздела «Что такое слово и словесность» проспекта Н. В. Гоголя «Учебная книга словесности»: словесность «есть только образ, которым передает человек человеку все им узнанное, найденное, почувствованное и открытое, как в мире внешних явлений, так и в мире явлений внутренних, происходящих в собственной душе его». («Сочинения Н. В. Гоголя. Изд. 15-е. Редакция Н. С. Тихонравова», СПб.: А. Ф. Маркс, 1900, т. 12, с. 8; выделено автором).

Чтобы быть стихотворным мастером…— Ср. со словами Есенина, записанными В. Эрлихом: «Все <…>думают так: вот — рифма, вот — размер, вот — образ, и дело в шляпе. Мастер! Черта лысого — мастер! Этому и кобылу научить можно! Помнишь „Пугачева“? Рифмы какие, а? Все в нитку! Как лакированные туфли блестят! Этим меня не удивишь. А ты сумей улыбнуться в стихе, шляпу снять, сесть — вот тогда ты мастер!..» (Восп., 2, 321).

Ни Блок, ни Клюев этого не знают, так же как и вся братия многочисленных поэтов ~ Это грубейшая неграмотность…— Ср. с «Ключами Марии»: «Наше современное поколение не имеет представления о тайне этих образов. В русской литературе за последнее время произошло невероятнейшее отупение. То, что было выжато и изъедено вплоть до корок рядом предыдущих столетий, теперь собирается по кусочкам, как открытие. Художники наши уже несколько десятков лет подряд живут совершенно без всякой внутренней грамотности» (наст. изд., т. 5, с. 206).

Глагол с глаголом нельзя рифмовать уже по одному тому, что все глагольные окончания есть вид одинаковости словесного действия. — Ср. с переданным И. В. Грузиновым характерным эпизодом, относящимся к 1920 г.:

«Ощетинившийся Есенин, стоя в полуоборота к Мандельштаму:

— Вы плохой поэт! Вы плохо владеете формой! У Вас глагольные рифмы!

Мандельштам возражает. Пыжится. Красный от возмущения и негодования» (Грузинов, с. 5; также Восп., 1, 365).

Впоследствии у Есенина сложился более широкий взгляд на характер и роль рифмы в поэтическом произведении. В письме Г. Бениславской от 20 дек. 1924 г. (наст. том, с. 192) он подкрепляет свои мысли известной цитатой из пушкинского «Домика в Коломне»: «Не говорите мне необдуманных слов, что я перестал отделывать стихи. Вовсе нет. Наоборот, я сейчас к форме стал еще более требователен. Только я пришел к простоте и спокойно говорю: „К чему же? Ведь и так мы голы. Отныне в рифмы буду брать глаголы“». Ср. «Словарь рифм С. А. Есенина / Сост. А. Н. Захаров, А. П. Зименков» («Российский литературоведческий журнал», М., 1997, № 11, с. 149–230).

…почва — ворочается…— Рифма из есенинского «Пугачева»: Мне нравится степей твоих медь И пропахшая солью почва. Луна, как желтый медведь, В мокрой траве ворочается. (Наст. изд., т. 3, с. 7).

…куда — дал…— Похожая рифма есть в поэме «Кобыльи корабли»: Им не нужно бежать в «туда», Здесь, с людьми бы теплей ужиться. Бог ребенка волчице дал, Человек съел дитя волчицы. (Наст. изд., т. 2, с. 78).

…до наших образов двойного зрения ~ были образы двойного чувствования. — См. также есенинскую статью «Быт и искусство» (наст. изд., т. 5, с. 217–220).

«Головы моей желтый лист», «Солнце мерзнет, как лужа»…— Строки из поэмы «Кобыльи корабли» (наст. изд., т. 2, с. 80 и 78).

«Мария зажгиснега» и «заиграй овражки», «Авдотья подмочи порог»…— Эти же примеры образов народного земледельческого календаря приведены в «Быте и искусстве» (наст. изд., т. 5, с. 220; см. там же коммент. на с. 504).

…это понимают только немногие в России. Это близко только Андрею Белому. — В статьях и письмах Есенина 1918–1922 гг. можно найти немало примеров как его неизменно высокой оценки прозы Белого, так и постоянного подчеркивания исключительно тонкого понимания Белым художественного слова. См. «Ключи Марии», где Есенин выделяет Андрея Белого из числа современных писателей и высоко оценивает его «Котика Летаева» (наст. изд., т. 5, с. 208–209), а также письмо Иванову-Разумнику от 6 марта 1922 г., в котором он передает свое впечатление от «Серебряного голубя» (наст. том, с. 132–133).

121